Размер шрифта:
Цвет:
Изображения:
Кернинг:
Интервал:
На главную Контактная информация Поиск по сайту Карта сайта
Версия для слабовидящих

 

Приём граждан:

+7 (8652) 35-52-54

 

Приёмная директора:

+7 (8652) 35-52-51

 

Эмблема Государственного архива Ставропольского края

 

 

  

  

 

 

Архивный калейдоскоп 

 

 

 

Версия для печати

Громова Е.Б. «Беглец». О поэме М.Ю. Лермонтова «Беглец» // Ставропольский хронограф – 2010. Ставрополь. 2010. - С. 183-192.

К 110-летию со дня рождения А.В.Попова

В Государственном архиве Ставропольского края хранится личный фонд Попова Андрея Васильевича (1900- 1966) – профессора Ставропольского государственного педагогического института, члена Союза писателей СССР.
А.В.Попов – известный лермонтовед, историк литературы, литературный и театральный критик, исследователь культурных и литературных связей России и народов Кавказа.
Родился 1 сентября (по новому стилю) в Тифлисе (г. Тбилиси) в семье штурмана дальнего плавания. В 1920 году окончил гимназию, жил и работал в г. Баку. В 1936 году после окончания Азербайджанского государственного заочного педагогического института был оставлен на кафедре литературы старшим преподавателем, позже стал деканом и заведующим кафедрой литературы.
Во время Великой Отечественной войны участвовал в строительстве оборонительных укреплений, выступал с лекциями в солдатской и офицерской аудитории. Награжден медалью «За оборону Кавказа».
С августа 1945 года А.В.Попов – доцент, затем заведующий кафедрой литературы, декан филологического факультета Ставропольского государственного педагогического института. Здесь в полной мере раскрылся его талант исследователя и пропагандиста отечественной литературы. Были написаны многие работы по таким проблемам литературоведения как декабристы-литераторы, творчество М.Ю.Лермонтова. В ставропольских изданиях можно было прочитать его публикации о А.С.Пушкине, Л.Н.Толстом, Т.Г.Шевченко, А.Мицкевиче, К.Хетагурове и многих других писателях и поэтах. Но главный научный интерес ученого был связан с жизнью и творчеством М.Ю.Лермонтова, что получило отражение во многих статьях, пяти книгах, в диссертации «М.Ю.Лермонтов на Кавказе». В 1960 году А.В.Попов был удостоен звания профессор.
В 2000 ученым советом Ставропольского государственного университета учреждена именная стипендия имени профессора А.В.Попова.
В личном фонде А.В.Попова хранится диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук «Очерки литературного общения России с Азербайджаном», рукописи «Кавказ в жизни и творчестве М.Ю.Лермонтова», «Декабристы-литераторы на Кавказе», А.А.Бестужев-Марлинский», статьи о классиках литературы XIX века, о произведениях М.Ю.Лермонтова и другое.
В настоящем издании публикуется статья А.В.Попова о поэме М.Ю.Лермонтова «Беглец».

А.В.Попов
Б е г л е ц

Вскоре после возвращения из первой ссылки в Петербург Лермонтов пишет замечательную поэму «Беглец». Это произведение по свидетельству родственника поэта А.П.Шан-Гирея было закончено «не позднее 1838 года».
Этой прекрасной поэме Лермонтова не повезло: при жизни поэта она не была опубликована, по-видимому, по цензурным соображениям и впервые была напечатана только в 1846 году во второй части сборника «Вчера и сегодня». По неизвестным причинам это чудесное создание великого русского поэта до самого последнего времени не привлекало внимания литературоведов, в научных изданиях сочинений Лермонтова до сих пор нет сколько-нибудь удовлетворительных комментариев к этой поэме. Только два автора: Л.П.Семенов в 1939-1941 гг. и С.А.Андреев-Кривич в 1946-1954 гг. уделили внимание этому произведению Лермонтова.
В 1915 году С.А.Венгеров указал на связь этого произведения Лермонтова с незавершенной поэмой Пушкина о Тазите. Поэма Пушкина была опубликована Жуковским в 1837 году в VII томе «Современника» под искаженным заглавием «Гасуб». Работу над этим произведением Пушкин начал еще в 1833 году. Действие поэмы развивается в Кабарде. В основе произведения – конфликт между идеями христианства, проникавшего в городскую среду через шотландских миссионеров в эпоху покорения Кавказа и старинными, сурово-первобытными адатами, основанными на Коране. Адыг /адех/ старик Гасуб свято чтит заветы старины. Его постигает большое горе: старший сын
Рукой завистника убит
Вблизи развалин Татартуба.
По законам гор убийца должен понести самое суровое возмездие. Отмстить за кровь брата должен был младший сын Гасуба Тазит, воспитанный по законам адехов в чужой семье, у аталыка, в Чечне. Отец трижды с этой целью посылает сына к русской границе, но Тазит не оправдывает надежд старика. Он равнодушен к воинской славе, к деньгам и рабам; не мстит убийце брата, жалеет кровника.
…Убийца был
Один, изранен, безоружен…
Отец проклинает Тазита за трусость и изгоняет его. Тазит возвращается в близкую ему среду чеченцев, где он прожил, находясь на воспитании, тринадцать лет. Здесь он снова встречает любимую девушку, на которой хотел жениться. Тяжела и безрадостна эта встреча, изображенная на фоне удалых игр молодых чеченцев.
Но между юношей один
Забав наездничьих не делит,
Верхом не мчится вдоль стремнин,
Из лука звонкого не целит.
И между девами одна
Молчит уныла и бледна.
Они в толпе четою странной
Стоят, не видя ничего.
Но горе им: он сын изгнанный,
Она любовница его.
Тазит приходит к старику-чеченцу сватать любимую девушку. На этом поэма обрывается.
В двух рукописных вариантах плана фигурируют: черкес-христианин, грузинский купец, казак, миссионер /монах/, война /битва, сражение/, смерть /по всей вероятности, Тазита/. По-видимому, развязка поэмы должна была носить трагический характер.
Поэма «Тазит» отличается большим реализмом. Образ старого адыга Гасуба поражает своей суровой правдой, таких горцев автору этих строк не раз приходилось встречать в недалеком прошлом в глухих аулах Дагестана и Северного Кавказа. В бытовых сценах хорошо нарисовано своеобразие горской жизни: похоронный обряд, аталычество, куначество, законы кровной мести.
Существует предположение, что образ Тазита близок облику известного просветителя кабардинского народа Шоры Бекмурзина Ногмова, с которым Пушкин встречался в 1829 году. В середине прошлого века некоторые кабардинцы, лично знавшие Ногмова, рассказывали известному востоковеду Адольфу Берже, что «Он /то есть Шора Бекмурзин/ познакомился с Пушкиным во время бытности его в Пятигорске, что Ногмов содействовал поэту в собрании местных народных преданий, и, что поэт в свою очередь, исправлял Ногмову перевод песен с адыгейского языка на русский».
Современный исследователь Б.Гарданов утверждает, что «Пушкин, по-видимому, лично хорошо знакомый с Шорой Ногмовым, дал в своей поэме… хотя и не законченную, но исключительно яркую и глубокую характеристику внутреннего мира и нравственных качеств человека, по своему духовному облику весьма близкого к знаменитому кабардинцу.
Сходство поэмы Лермонтова «Беглец» с пушкинским «Тазитом» находили в наличии в обоих поэмах горской среды и в мотиве проклятия. Однако, как справедливо отметил Л.П.Семенов, мотив проклятия был самостоятельно и в другом варианте развит Лермонтовым еще в поэме «Аул Бастдиджи», написанной в 1831 году.
Несомненно, что опубликование неоконченной поэмы Пушкина о Тазите послужило толчком к созданию лермонтовского «Беглеца».
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что в основу сюжета поэмы Лермонтова легли горские сказания и легенды, с которыми поэт познакомился во время своих многочисленных странствий по Кавказу в период первой ссылки. Недаром «Беглец» назван Лермонтовым горской легендой.
Еще в 1941 году Л.П.Семенов указал на два основных источника лермонтовской поэмы: во-первых, на черкесские народные предания и обычаи и, во-вторых, на азербайджанский народный эпос «Кер-оглы».
Однако, С.А.Андреев-Кривич, занявшийся дальнейшей разработкой кавказских источников лермонтовского «Беглеца», пошел по не правильному пути. В своих многочисленных работах этот исследователь совершенно отбросил азербайджанские эпические песни из цикла «Кер-оглы» и пытался свести сюжет поэмы Лермонтова только к одному источнику – к кабардино-черкесским преданиям и обычаям. Такое произвольное отношение к достижениям советского лермонтоведения вряд ли может принести пользу большому и благородному делу всестороннего и глубокого изучения творчества великого русского поэта.
Нет никакого сомнения в том, что Лермонтову были хорошо известны нравы и обычаи черкесов, на которые обратили внимание, как русские, так и зарубежные путешественники и этнографы. Выдающийся просветитель кабардинского народа Ш.Б.Ногмов, отмечая храбрость и беззаветное мужество адыгов, рассказывал, что «уличенных в трусости выводили перед собранием в войлочном безобразном колпаке для посрамления и налагали пеню, которая определялась ценою в пару волов».
В книге путешественника Тетбу де Мариньи «Путешествие в Черкессию», вышедшей в Брюсселе в 1821 году, рассказывается содержание песни, - «заключающую жалобу юноши, которого хотели изгнать из страны, потому что он вернулся один из экспедиции против русских, где все его товарищи погибли». Полковник генерального штаба Сталь, служивший на Кавказе с 1844 года, в своем «Этнографическом очерке черкесского народа», написанном в 1852 году, сообщил, что у черкесов «герои подвига восхваляются по заслугам и быть упомянутым похвалою в песне считается лучшею наградою. Насмешки в песне преследуют трусов».
Лермонтов, безусловно, мог слышать эти черкесские песни из уст черкеса, вместе с которым он в сентябре 1837 года возвращался из Кубы.
Но лермонтовская поэма, как об этом мы говорили выше, тесно связана и с азербайджанским фольклором. Л.П.Семенов указал на наличие в «Беглеце» мотивов азербайджанского эпоса «Кер-оглы». Текстуальное сопоставление ряда мест горской легенды Лермонтова с отдельными песнями азербайджанского эпического цикла «Кер-оглы» убедительно доказывает правильность указания Л.П.Семенова на то, что азербайджанский фольклор является одним из основных источников лермонтовского «Беглеца».
Уже в эпическом зачине поэмы Лермонтов с большой энергией и страстью клеймит позором жалкого труса Гаруна, забывшего о долге и чести воина.
Гарун бежат быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла;
Бежал он в страхе с поля брани,
Где кровь черкесская текла;
Отец и два родные брата
За честь и вольность там легли;
И под пятой у супостата
Лежат их головы в пыли.
Их кровь течет и просит мщенья,
Гарун забыл свой долг и стыд;
Он растерял в пылу сраженья
Винтовку, шапку – и бежит!
В песнях «Кер-оглы», подвергая беспощадному осмеянию трусов, азербайджанский народ воспевает верность долгу и дружбе, величие бранного подвига.
Скорей, Гыр-ат! Скорей вперед!
Тебе вскочу на спину я,
Мечем на головы врагов
И кровь, и смерть низрину я.
Достойный муж, достойный конь –
В обоих боевой огонь.
Когда мне копья мечут в бронь,
Свой щит железный вскину я…
За друга грудью постою
Покуда сам не сгину я.
В тяжелый день нам нужен друг
И мощь его могучих рук.
Тайно, никем незримый, пробирается робкий Гарун по родному аулу.
Кругом молчанье и покой,
С кровавой битвы невредимый
Лишь он один пришел домой.
В знакомой сакле блещет свет. Гарун спешит на огонек.
Скрепясь душой, как только мог,
Гарун ступил через порог;
Селима звал он прежде другом,
Селим пришельца не узнал;
На ложе, мучимый недугом
Один, - он, молча, - умирал…
«Велик Аллах, от злой отравы
Он светлым ангелам своим
Велел беречь тебя для Славы!»
«Что нового?» - спросил Селим,
Подняв слабеющие вежды,
И взор блеснул огнем надежды!...
И он привстал, и кровь бойца
Вновь разыгралась в час конца.
«Два дня мы билися в теснине;
Отец мой пал, и братья с ним;
И скрылся я один в пустыне,
Как зверь, преследуем, гоним,
С окровавленными ногами
От острых камней и кустов,
Я шел безвестными тропами
По следу вепрей и волков;
Черкесы гибнут – враг повсюду…
Прими меня, мой старый друг;
И вот пророк! Твоих услуг
Я до могилы не забуду!...
И умирающий в ответ:
«Ступай – достоин ты презренья.
Ни крова, ни благословенья
Здесь у меня для труса нет!...
Истинная дружба познается в бою за честь и вольность. Об этой истинной дружбе смелых и сильных в азербайджанской песне поется:
Знай, семьдесят и семь друзей
На трудный час у Кер-оглы…
Он вероломных гонит вон,
Но верный друг всем храбрым он…
В беде поможет он тебе.
Тебя поддержит он в борьбе,
За стол посадит он к себе…
Высок, как тополь на скале,
Он предал всех врагов земле.
Так понимают дружбу на Кавказе. «Стыда и тайной муки полный» Гарун покидает саклю Селима. Но вот перед ним еще одна сакля.
…Во мраке ночи,
Казалось, пламенные очи
Блеснули ласково пред ним;
И он подумал: я любим;
Она лишь мной живет и дышит…
И хочет он взойти – и слышит,
И слышит песню старины…
И стал Гарун бледней луны:
Месяц плывет
Тих и спокоен,
А юноша воин
На битву идет.
Ружье заряжает джигит,
А дева ему говорит:
Мой милый, смелее
Вверяйся ты року,
Молися востоку,
Будь верен пророку,
Будь славе вернее.
Своим изменивший
Изменой кровавой,
Врага не сразивши,
Погибнет без славы,
Дожди его ран не омоют,
И звери костей не зароют.
Месяц плывет
И тих, и спокоен,
А юноша воин
На битву идет.
Песня, которую слышит у сакли любимой девушки Гарун, перенесена Лермонтовым из ранней его кавказской поэмы «Измаил-бей». Но это не механический перенос. Если в первой редакции песни в ней сильно звучат мотивы любви и верности любимой /«Любви будь вернее!...» «Любви изменивший изменой кровавой, врага не сразивши, погибнет без славы…»/, то в новой редакции властно звучит героико-патриотическая тема. Девушка-горянка призывает возлюбленного:
Будь верен пророку,
Будь славе вернее.
Своим изменивший
Изменой кровавой,
Врага не сразивши,
Погибнет без славы…
Лермонтов называет эту песню – «песней старины», подчеркивая тем самым ее связь с древними нравами и обычаями кавказских горцев. В азербайджанском эпосе мы встречаем такие строки:
Джигит любовью жаркою кипит.
Тем, кто бежал, навеки срам и стыд.
Клич Кер-оглы во все края летит.
Вот почему, услышав песню девушки, Гарун, поникнув головою, продолжает свой бесславный путь.
Но вот от бури наклоненный
Пред ним родной белеет дом;
Надеждой снова ободренный,
Гарун стучится под окном.
Там, верно, теплые молитвы
Восходят к небу за него;
Старуха-мать ждет сына с битвы,
Но ждет его не одного!...
«Мать – отвори! Я странник бедный,
Я твой Гарун, твой младший сын;
Сквозь пули русские безвредно
Пришел к тебе!»
- «Один?»
- «Один!»
- «А где отец и братья?»
- «Пали!»
Пророк их смерть благословил,
И ангелы их души взяли».
- «Ты отомстил?» -
- «Не отомстил…
Но я стрелой пустился в горы,
Оставив меч в чужом краю,
Чтобы твои утешить взоры
И утереть слезу твою» -
- «Молчи, молчи! гяур лукавый,
Ты умереть не мог со славой,
Так удались, живи один.
Твоим стыдом, беглец свободы,
Не омрачу я стары годы,
Ты раб и трус – и мне не сын!...
Иначе старая горянка не могла ответить своему отщепенцу-сыну. В одной из боевых песен «Кер-оглы» звенят гневные и страстные слова:
…Матери, вскормившие трусливых псов,
Громко выть и слезы лить рекой должны!
Мы должны, как горная река, вскипать,
Ринуться с высот долины –
Горы вниз кидать, поля вскопать!
Трусы же принять позор должны.
Бесславен конец отвергнутого всеми близкими беглеца Гаруна, Вместо того, чтобы вернуться на поле битвы и кровью смыть позор и бесчестье, он малодушно покончил с собой.
Сказания и песни о могучем богатыре, сыне слепого Кер-оглы Лермонтов слышал во время службы в Нижегородском драгунском полку в Кахетии, а особенно, в Азербайджане – в Кубе, Шемахе, Шамхоре и других населенных пунктах.
Как вспоминают старожилы «в 1837 году великий русский поэт М.Ю.Лермонтов приезжал в Шамхор, отдыхал в Чардаглинских горах, красота природы произвела на него сильное впечатление. Лермонтов с большим удовольствием слушал рассказы и другие легенды о шамхорских героях». В числе этих легенд, несомненно, были и легенды о Кер-оглы. Как справедливо указывает Л.И.Климович, «в эпосе «Кер-оглы» выражены лучшие чувства и стремления азербайджанского народа, его мужество и непреклонность». Героический эпос «Кер-оглы», возникший в конце XVI – начале XVII века пользуется громадной популярностью среди народов Закавказья. «Мотивы «Кер-оглы», - пишет Л.И.Климович, - популярны также и у таджиков, туркмен, узбеков и других восточных народов».
Известный ориенталист Александр Ходзько во время своих странствий по Востоку записал и издал в 1842 году песни и сказания Кер-оглы на английском языке. Русский перевод этой книги появился в 1856 году. Отдельные предания Кер-оглы печатались в тифлисской газете «Кавказ» в сороковых годах прошлого столетия.
Если мы учтем, что именно во время первой ссылки Лермонтов изучал азербайджанский язык, который по его словам в Азии был также необходим, как французский в Европе, нам станет вполне понятен интерес великого русского поэта к героическому эпосу азербайджанского народа «Кер-оглы».
Однако, наряду с двумя указанными Л.П.Семеновым источниками, существовал и третий важный источник лермонтовской поэмы «Беглец», совершенно обойденный большой армией лермонтоведов. Речь идет о лермонтовском окружении в столице, о петербургском светском обществе, к которому молодой поэт относился очень скептически. В откровенном письме к М.А.Лопухиной в конце 1838 года Лермонтов сообщал: «Я кинулся в большой свет. Целый месяц я был в моде, меня разрывали на части… Весь этот свет, который я оскорблял в своих стихах, с наслаждением окружает меня лестью; самые красивые женщины выпрашивают у меня стихи и хвалятся ими как величайшей победой. – Тем не менее, я скучаю. Я просился на Кавказ – отказали. Не желают даже, чтобы меня убили. Может быть, дорогой друг, эти жалобы не покажутся вам искренними? Может быть вам покажется странным, что ищут удовольствия ради скуки, что бегают по гостиным, когда там не находят ничего интересного? Ну, хорошо я открою вам свои соображения… Было время, когда я стремился быть принятым в это общество в качестве новобранца. Это мне не удалось, аристократические двери для меня закрылись. А теперь в это же самое общество я вхож уже не как проситель, а как человек, который завоевал свои права. Я возбуждаю любопытство, меня домогаются, меня всюду приглашают, а я и виду не подаю, что этого желаю; дамы, которые обязательно хотят иметь из ряду выдающийся салон, желают, чтобы я бывал у них, потому что я тоже лев… Согласитесь, что все это может вскружить голову… Но этот новый опыт принес мне пользу, потому что дал мне в руки оружие против общества, и, если когда-либо оно будет преследовать меня своей клеветой /а это случится/, у меня будут по крайней мере средства мщения; несомненно, нигде нет столько подлостей и смешного». Это письмо Лермонтова весьма важно для понимания отношения поэта к великосветскому обществу.
Большое значение для нас имеет признание поэта в том, что он просился на Кавказ и ему отказали. На Кавказе, как писал Лермонтов в 1837 году, было много «хороших ребят». Среди этих «хороших ребят» выделялись декабристы, эти «богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног», которых не сломили ни ссылка, ни каторга, ни тяжелая солдатская служба на «погибальном» Кавказе. С этими замечательными людьми Лермонтов встречался, как известно, в Тифлисе, Ставрополе, Пятигорске, Кизляре… А.И.Одоевский, Лихарев, Кравцов, Голицын, Назимов, Нарышкин, Черкасов, Катенин – все они, не сгибаясь, мужественно несли выпавший на их долю тяжелый жребий.
А здесь, в столице, поэт снова оказался в окружении надменных потомков «известной подлостью прославленных отцов». В их среде были люди, отказавшиеся от прежних передовых освободительных идеалов во имя благополучия. Поэт не мог молчать. Но открыто выразить свои чувства Лермонтов не мог. И вот, опираясь на черкесские народные песни и предания, на азербайджанский героический эпос «Кер-оглы», великий художник слова, создает горскую легенду «Беглец», где с гневным пафосом обличает трусов и предателей, оставивших поле битвы, где смертью храбрых пали их отцы и братья.
Декабристов называли «первенцами свободы». В поэме Лермонтова мать-горянка называет своего недостойного трусливого сына – «беглец свободы». Сильнее не скажешь.
Будущее, утверждал в своей поэме Лермонтов, за теми, кто отдает свою жизнь великому делу борьбы за счастье народа.
В преданьях вольности остались
Позор и гибель беглеца.
Вот почему Лермонтов не мог напечатать своей поэмы.

ГАСК. Ф.Р-3846. Оп.1. Д.13. Л.17-35.

 

  • Комитет Ставропольского края по делам архивов
  • Портал государственных услуг Ставропольского края
  • Портал государственных услуг РФ
  • Влиятельные люди
  • Наука.рф